ОККУПАЦИЯ
Моя бабушка — САДОВСКАЯ КЛАВДИЯ ИВАНОВНА — родилась 12 ноября в 1927 году в небольшом украинском городке Богодухов Харьковской области. Фашисты вошли в город в ноябре 1941 года. Клавдии было тогда 14 лет. Из тех своих детских впечатлений она помнит ту надежду на спасение в сердцах жителей города, когда малочисленные группы бойцов Красной армии вступили в неравный бой с захватчиками. Но надежда все таяла и угасала вместе с уходящими от окраин на восток звуками боя. А потом вдруг наступила ужасающая тишина и пришел страх: что будет дальше? И это «дальше» не заставило себя долго ждать и уже скоро цинично, нагло, по-хозяйски входило в маленький городок. Лязг гусениц, стрекот мотоциклов, крики о пощаде, детский плач, выстрелы, крики детей… Вот и дом Клавдии, в котором она пряталась в подвале со своей семьей, вдруг наполнился ужасающим грохотом непрошенных, бесцеремонных сапог. Наверху переворачивалась и ломалась мебель, билась посуда, вылетали из окон стекла. А потом открылась дверь подвала, в лицо ударил луч фонаря и грубый голос приказал, почему-то на родном русском языке: «Быстро всем выйти!» На мгновение у Клавы снова вспыхнула надежда, что это – наши, что они все-таки победили! Но грубые руки уже вытаскивали детей из подвала за шиворот, волосы и, как вещи, бросали на пол. Женщинам и старикам «повезло» меньше: их «поторапливали» наотмашь, не глядя, прикладами винтовок и кулаками. Это были полицаи. Так начались почти 2 года оккупации.
В первый же день фашисты собрали все население на площади перед универмагом и показательно повесили нескольких коммунистов. А потом, почти ежедневные, казни и расстрелы проходили уже без общих сборов населения: стреляли и забивали насмерть прямо на улице за навет, донос, за косой взгляд, неосторожный ответ и… просто так, по пьяни, для потехи. Сами немцы редко прикладывали к этому руки. А зверствовали, пытали и издевались бандеровцы, власовцы, полицаи и прочие отщепенцы и предатели.
Каждый день детей от 7 до 16 лет загоняли в, так называемые, «трудовые детские кружки». Там они с утра до поздней ночи, не разгибаясь, с 10 минутным перерывом на поедание холодной мутной воды-баланды, «обучались» ремеслам под руководством полицаев и отщепенцев: девочек учили шить тюремные робы, а мальчики что-то строгали, выпиливали. Отметок детям не ставили: просто избивали палками и другими подручными предметами за любую провинность. Конечно же, фашисты цинично преподносили это все под благородными идеями: мол, коммунисты над вами издевались, а мы обучаем, заботимся о вас. И только потом, когда советские войска выбили фашистов из города и захватили немецкую документацию, Клавдия и другие дети оцепенели от ужаса, узнав ту участь, которая их всех ожидала. Немцы педантично составляли списки обучаемых, вели, так называемые, «классные журналы», делали в них пометки. Только напротив одних фамилий стояли «плюсы», напротив других – «минусы»: «плюс» — значит, трудовой концлагерь и рабство в Германии, «минус» — в расход… Видимо, трудовые концлагеря были тоже не резиновыми, поэтому в документах указан был и лимит «способных к труду» детишек из маленького украинского городка – 50 «голов». Именно – «голов», потому что изуверы держали детей и подростков за скот. Как скот по головам и считали…
Современное фашистское отребье на Украине бьет себя сейчас в грудь и кричит о том, что немцы, якобы, уважали и почтительно относились к власовцам, бандеровцам, считали их патриотами. Воспоминания же Клавдии Ивановны говорят об обратном.
Так, в доме Клавдии и ее родителей поселился высокопоставленный немецкий офицер. Он был кем-то, вроде замполита, идеолога вермахта. Семье стало немного легче: пьяное бандеровско-полицайское отребье пугливо обходило теперь их дом за два квартала. Денщиком у немца был услужливый власовец. Офицер относился к нему с нескрываемым презрением, часто говорил ему: «Я, если погибну, то в бою, а тебя и твоих дружков-предателей свои же, как бешеных собак, и пристрелят».
Незадолго до прихода наших войск, именно националисты-бандеровцы собрали более 70 евреев за городом, заставили выкопать огромную яму, а потом расстреляли. Добивать никого не стали – так и закопали живьем…
В августе 43-го наши войска с боем заняли Богодухов. Клавдия Ивановна до сих пор с трудом подбирает слова, которыми можно описать те безграничные счастье и радость, которыми жители города встретили своих освободителей от фашистского ига!
С тех пор прошло более 70 лет. Клава выросла и, со временем, заслуженно стала Уважаемой всеми Клавдией Ивановной, вырастила детей, внуков. Скоро в институты будут поступать уже правнуки. Но до сих пор неумолимое эхо войны возвращает ее в тот День Освобождения города от фашистов, и снова видит она себя той девочкой-подростком… Той Клавой, которая стоит во дворе ненавистной «школы труда и рукоделия» и плачет навзрыд, и не может остановиться, потому что в руках она держит тот проклятый «классный журнал» и читает под своей фамилией пометку — «к труду пригодна, но склонна к болезням», а в строке напротив себя видит черный, жирный, страшный «минус»…
Долгих лет Жизни Тебе и Спасибо за Все, Мама и Бабушка!
СМОЛЕНОВ К.С.
