Орденовъ Сутулога и Горбатога
Газета сатиры и юмора

СПЕЦИАЛИСТ

Аркадий Тимофеевич Аверченко

 Аверченко, фото

(1881 — 1925)

РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ, САТИРИК

 

СПЕЦИАЛИСТ

 

    Я бы не назвал его бездарным человеком… Но у него было во всякую минуту столько странного, дикого вдохновения, что это удручало и приводило в ужас всех окружающих… Кроме того, он был добр и это было скверно. Услужлив, внимателен — и это наполовину сокращало долголетие его ближних.

Как сократить долголетие ближних

До тех пор, пока я не прибегал к его услугам, у меня было чувство благоговейного почтения к этому человеку: Усатов все знал, все мог сделать и на всех затрудняющихся и сомневающихся смотрел с чувством затаенного презрения и жалости.

   Однажды я сказал:

   — Экая досада! Парикмахерские закрыты, а мне нужно бы побриться.

Если паркмахерские закрыты. Карикатура

Усатов бросил на меня удивленный взор:

   — А ты сам побрейся.

   — Я не умею.

   — Что ты говоришь?! Такой пустяк. Хочешь, я тебя побрею.

   — А ты… умеешь?

   — Я?

   Усатов улыбнулся так, что мне сделалось стыдно.

   — Тогда, пожалуй.

 Я принес бритву, простыню и сказал:

   — Сейчас принесут мыло и воду.

   Усатов пожал плечами:

   — Мыло — предрассудок. Парикмахеры, как авгуры, делают то, во что сами не верят. Я побрею тебя без мыла!

   — Да ведь больно, вероятно.

   Усатов презрительно усмехнулся:

   — Садись.

   Я сел и, скосив глаза, сказал:

   — Бритву нужно держать не за лезвие, а за черенок.

   — Ладно. В конце концов, это не так важно. Сиди смирно.

   — Ой, — закричал я.

   — Ничего. Это кожа не привыкла.

   — Милый мой, — с легким стоном возразил я. — Ты ее сдерешь прежде, чем она привыкнет. Кроме того, у меня по подбородку что-то течет.

   — Это кровь, — успокоительно сказал он. — Мы здесь оставим, пока присохнет, а займемся другой стороной.

   Он прилежно занялся другой стороной. Я застонал.

   — Ты всегда так стонешь, когда бреешься? — обеспокоенно спросил он.

   — Нет, но я не чувствую уха.

   — Гм… Я, кажется, немножко его затронул. Впрочем, мы ухо сейчас заклеим… Смотри-ка! Что это… У тебя ус отвалился?!

   — Как — отвалился?

   — Я его только тронул, а он и отвалился. Знаешь, у тебябритва слишком острая…

   — Разве это плохо?

   — Да. Это у парикмахеров считается опасным.

   — Тогда, — робко спросил я, — может, отложим до другого раза?

   — Как хочешь. Не желаешь ли, кстати, постричься?

   Он вынул ножницы для ногтей. Я вежливо, но твердо отказался.

   Однажды вечером он сидел у нас и показывал жене какой-то мудреный двойной шов, от которого материя лопалась вслед за первым прикосновением.

   — Милый! — сказала мне жена. — Кстати, я вспомнила: пригласи настройщика для пианино. Оно адски расстроено.
Настройщик пианино. Веселая картинка

   Усатов всплеснул руками:

   — Чего же вы молчите! Господи… Стоит ли тратиться на настройщика, когда я…

   — Неужели вы можете? — обрадовалась жена.

   — Господи! Маленькое напряжение слуха…

   — Но у тебя нет ключа, — возразил я.

   — Пустяки! Можно щипцами для сахара.

   Он вооружился щипцами и, подойдя к пианино, ударил кулаком по высоким нотам. Пианино взвизгнуло.

   — Правая сторона хромает! Необходимо ее подтянуть.

   Он стал подтягивать, но, так как по ошибке обратил свое внимание на левую сторону, то я счел нужным указать ему на это.

   — Разве? Ну, ничего. Тогда я правую сторону подтяну сантиметра на два еще выше.

   Он долго возился, стуча по пианино кулаками, прижимал к деке ухо так сильно, что даже измял его, а потом долго для чего-то ощупывал педаль.

   После этих хлопот отер пот со лба и озабоченно спросил:

   — Скажи, дружище… Черные тебе тоже подвинтить?

   — Что черные? — не понял я.

   — Черные клавиши. Если тебе нужно, ты скажи. Их, кстати, пустяковое количество.

   Я взял из его рук щипцы и сухо сказал:

   — Нет. Не надо.

   — Почему же? Я всегда рад оказать эту маленькую дружескую услугу. Ты не стесняйся.

   Я отказался. Мне стоило немалых трудов потушить его энергию. Сам он считал этот день не потерянным, потому что ему удалось вкрутить ламповую горелку в резервуар и вывести камфарным маслом пятно с бархатной скатерти.

   Недавно он влетел ко мне и с порога озабоченно вскричал:

   — К тебе не дозвонишься!

   — Звонок оборвал кто-то. Вот приглашу монтера и заведу электрические.

   — Дружище! И ты это говоришь мне? Мне, который рожден электротехником… Кто же тебе и проведет звонки, если не я…

   На глазах его блестели слезы искренней радости.

   — Усатов! — угрюмо сказал я. — Ты меня брил — и я после этого приглашал двух докторов. Настраивал пианино — и мне пришлось звать настройщика, сюляра и полировщика.

   — Ах, ты звал полировщика?! Миленький! Ты мог бы сказать мне, и я бы…

   Он уже снял сюртук и, не слушая моих возражений, засучивал рукава:

   — Глаша! Пойди, купи тридцать аршин проволоки. Иван! беги в электротехнический магазин на углу и приобрети пару кнопок и звонков двойного давления.

   Так как я сам ничего не понимал в проведении звонков, то странный термин «звонок двойного давления» вызвал во мне некоторую надежду, что электротехника — именно то, что можно было бы доверить моему странному другу.

   — Возможно, — подумал я, — что в этом-то он и специалист.

Но когда принесли проволоку, я недоверчиво спросил специалиста:

   — Слушай… Ведь она не изолированная?

   — От чего? — с насмешливым сожалением спросил Усатов.

   — Что — от чего?

   — От чего не изолированная?

   — Ни от чего! Сама от себя.

   — А для чего тебе это нужно?

   Так как особенной нужды в этом я не испытывал, то молча предоставил ему действовать.

   — Отверстие в двери мы уже имеем. Надо протащить проволоку, привязать к ней кнопку, а потом прибить в кухне звонок. Видишь, как просто!

   — А где же у тебя элементы питания?

   — Какие элементы?

   — Да ведь без элементов звонок звонить не будет!

   — А если я нажму кнопку посильнее?

   — Ты можешь биться об нее головой… Звонок будет молчалив, как старый башмак.

   Он задумался.

   — Брось проволоку, — сказал я. — Пойдем обедать. 

   Ему все-таки было жаль расставаться со звонком. Он привязался к этому несложному инструменту со всем пылом своей порывистой, дикой души…

   — Я возьму его с собой, — заявил он. — Вероятно, можно что-нибудь еще с ним сделать.

   Кое-что ему действительно удалось сделать.

   Он привязал звонок к висячей лампе, непосредственно затем оторвал эту лампу от потолка, и непосредственно затем обварил моего маленького сына горячим супом. 

   Недавно мне удалось, будучи в одном обществе, подслушать разговор Усатова с худой, костлявой старухой болезненного вида.

   — Вы говорите, что доктора не могут изгнать вашего застарелого ревматизма? Я не удивляюсь… К сожалению, медицина теперь — синоним шарлатанства.

   — Что вы говорите!

   — Уверяю вас. Вам бы нужно было обратиться ко мне. Лучшего специалиста по ревматизму вы не найдете.

   — Помогите, батюшка…

   — О-о… должен вам сказать, что лечение пустяковое: ежедневно ванны из теплой воды… градусов так 45-50… Утром и вечером по чайной ложке брауншвейгской зелени на костяном наваре… или еще лучше по два порошка цианистого калия в пачках по четыре килограмма. Перед обедом прогулка — так, три-четыре квадратных версты, а вечером вспрыскивание нафталином. Ручаюсь вам, что через неделю вас не узнаешь!..

Метки: